Увлечения.
У дедушки в школе было много типографских цветных иллюстраций на картонной подложке, формата 60 х 40 см. Это птицы, животные. До войны отец научил меня рисовать по клеточкам. Наносишь легонько карандашом крупную клетку на картине – оригинале. И у себя на чистом листочке чертишь клетки. Там и там их нумеруешь. Дальше понятное дело: у себя в каждой клетке изображаешь подобное. Неточности в ограниченном пространстве клетки не вредят сходству картины в целом. Однажды я любовался, как художник рисует для кино рекламные щиты. На огромном однотонном поле, где будет рисунок, он наносил клетки шпагатом, испачканным мелом или синькой. Натянет его между гвоздиками, оттянет, как тетиву лука, отпустит. Шлёп! И линия готова!
Ничего сложного. Мне очень нравилось рисовать, у меня хорошо получалось. Например: гусь или лошадь. Рисовал я простым карандашом на бумаге в клетку. Немного осмелев, я начал срисовывать портреты: всесоюзного старосты М.И. Калинина, Вождя мирового пролетариата, крестьяне у Ленина, Отца народов с трубкой и т.д. Кто-то мне осторожно объяснил, что писать портреты Ленина и Сталина можно только получив на это специальное разрешение. А то вдруг изуродуешь портретное сходство, не приведи, Господь!
В классах школы я получил удовольствие: все здесь, как в те годы. Только дедушкины счеты переместились в класс и лежали рядом с большими счетами, что на ножках. Вот они картины зоологические, что рисовал я по клеточкам и чуть заметные карандашные клеточки сохранились. Глобус. Теллурий. Сундук с крупными елочными игрушками. Все это сейчас просто предметы. А для меня - это мое детство. Музейные экспонаты.
Чтобы развлечь ребенка, существовал «волшебный фонарь» с комплектами качественных цветных изображений на стеклах 4.5 х 6 см. Меня удивляет: «Как же тогда их изготавливали!?». Вся семья смотрела «слайдофильмы» по сказкам Пушкина: «О рыбаке и рыбке», «О попе и его работнике Балде»… Дедушка зажигал керосиновую лампу – источник света. Заправлял в раек стекло-слайд за стекло-слайдом. На белой стене появлялось изображение с десятикратным увеличением. «Аудиосистема!» - это тетя Соня или бабушка, они читали вслух надписи. С большой теплотой я вспоминаю эти яркие минуты.
Еще был теллурий – модель части Солнечной системы, показывающая ее гелиоцентрическое строение: Солнце, Земля, Луна. Крутишь за ручку, все движется. Зажжешь свечу – Солнце, можно наблюдать день и ночь на глобусе-Земле, фазы Луны. Вот уже земной год позади… Этой игрушкой просвещали на уроке Естествознания, и каждому ученику довелось покрутить планеты вволю.
Зимой я катался на лыжах, присланных мамой из Сызрани. Одну лыжу я сразу сломал. Дедушка даже и не подумал ее отремонтировать. Это говорит о его полном игнорировании лыжного спорта. Я так и шкандыбал по глубокому снегу со сломанной лыжей. Я ходил «коньковым ходом» далеко «на охоту», на Усу. На заячьи следы я ставил петли из проволоки, с приманкой до петли и после. По замыслу моему: «Заяц съест одну морковку, за другой потянется и не сообразит, как выбраться!?». Но ни один заяц в моё «хитроумное» устройство не попался. Думаю, зайцы не были голодны, а я отлично нагуливал аппетит в гордом лыжном одиночестве. Коллег-лыжников я так и не увидел. А что уж было массовой забавой деревенских мальчишек - это ледянки!
Ледянка – это круглая корзина без ручки. Дно обмазано коровьими лепешками, облитыми водой. Есть ледовая корка, нужна и ледовая горка. Воду ведрами таскали, нашу горку поливали. Не нужны ребятам санки, ездить лучше на ледянке! Да еще, съезжая, вращаешься, так как нет управления «по каналу вращения». У нас было два «Диснейленда». Одна горка была при школе в палисаднике. Другая длиной метров 50 - от избы Пырченковых до избы Нестеровых! К этим забавам ребятишек дедушка относился ответственно: сам плел корзинки для малышей. Он был большой мастер! И для меня он тщательно готовил «пилотируемый модуль»: добросовестно исполнял дно ледянки.
Он ни разу не прокатился на своём изделии, но за материалом для корзинок сам ходил на Усу. По снегу ходил без лыж. Нарезал отборных ивовых прутьев целую вязанку, сколько мог донести. Комплект прутьев распаривали в тазу. В кипятке лежали только те прутья, что идут на донный и верхний шпангоуты и на ручку, а так же на вертикальные формообразующие стержни /стрингеры/, закрученные вверху и внизу вокруг шпангоутов. Я садился рядом и слушал урок плетения. Дедушка все приговаривал: «А дуги гнут с терпеньем и не вдруг!» И говорил он это медленно и не вдруг!
В Горюшке плетение процветало. Все огороды обносили заборами, сплетенными из ивовых прутьев. В землю вгоняли опоры – столбики. К ним прикрепляли плоские сплетенные панели из вертикальных прутьев и, огибающих эти прутья, длинных и плоских ивовых прядей.
Из сеней выходим во двор. Удивительно, что столько десятилетий цела доска: дорожка из сеней. Я вспоминаю все сучки на ней и щели. Дверь в сени с кошачьим лазом и с само захлопывающимися шторками сохранилась!
От этой двери вглубь двора, защищая обувь от грязи, лежала толстенная широкая почти вечная доска. Не будучи школьником я, идя по этой доске, как по тротуару с любопытством заглядывал в окна класса. Ученики меня замечали, отвлекались, а дедушка меня ругал. А однажды я заигрался на этом деревянном «тротуаре», достал свой дошкольный «штуцерок» и сделал то, что делают собачки на газонах, задрав заднюю лапу. Хохот сорвал дедушке весь урок!
В сарае с плотницкими инструментами был природный «улей»: старая меховая шапка с сотами. В сотах обосновались осы, их никто никогда не беспокоил. Но во время плотницкой работы шума трудно избежать, все время находишься под угрозой колкого «замечания» ос.
Внутри двора легким забором выделен мини огородик. Там все виды овощей росли и грядка с медоносными цветами и несколькими ульями. Дедушка при мне начал разводить пчел. Он раздобыл толстенную книгу «Пчеловодство» и приблизил к себе горбатенького колхозного пчеловода для консультаций и на случай нештатных ситуаций. Дедушка заимел все принадлежности пчеловода и бортника: маску, дымарь, медогонку. Штатный пчеловод придет, бывало, обстоятельно поработает в камуфляже, потом также обстоятельно за обеденным столом обсуждают теорию. Но и практический результат был: мед гнали. Я опять был мотором коллектива, но теперь пчелиного. Вот, где закладывалась моя первая будущая профессия моториста. Шутка! После вращения центрифуги с рамками–сотами, я на шмоток черного хлеба намазывал меду, но немного. Потому что в селе были случаи недомогания детей от божественного янтарного продукта.
Были и осечки в пчелином творчестве. Однажды дедушка не увидел, что две матки – основная и молодая - живут в одном улье. И подалась молодая пчелиная семья в улёт. Опрашивали всех пасечников округи, наконец, нашли беглый рой на дереве в дупле и устроили им новоселье в улье. «Живите!» Это сказать легко, а попробуй, возьми их голыми руками. Это вам не кошечку отселить. Тут, батенька, технология нужна! А вдруг это «неправильные пчелы»! Было и такое.
На дедушкин пчельник было совершено массовое нападение чужих пчел: рекитиров-захребетников. Среди легкокрылых братьев это бывает. Лень этим желтокрылым «мухам» за нектаром челночить. Пришлось срочно на ночь закрыть летки от «неправильных пчел», чтобы свои сидели дома. Жужжат и мечутся чужие пчелы, снаружи все ульи облепили пугающим черным толстым слоем. Дедушка никогда не мстил хозяевам вороватых пчел, но слышал, что некоторые люди мстят так: мажут керосином пчел-воров, и они портят свои ульи.
Зимой пчел содержали в прохладной кладовке при школе с закрытыми летками. Щелкнешь по улью, если услышишь дружный жужжащий отклик: мы тут, мол, не мешай нам! А если отклик хилый, значит не порядок, значит пчелки кушать хотят! Особенно под весну, когда мед, оставленный в улье на зимовку, кончился! Тогда в выходной, когда порядочных школьников в класс и калачом не загонишь, устраивают сонным мухам облёт. Улья – в класс в тепло, летники - настежь! На столе накрыт «фуршет»: перекус из мелкого блюда со сладкой медовой водицей. Пчелы «думают»: «Лето пришло, цветы расцвели»! Летают, провиант в соты закачивают. На ночь им летки закрывают: «Кто не спрятался, я не виноват!» И снова их - в кладовку красного лета дожидаться.
В понедельник на удивление детям какая-нибудь загулявшая «неправильная пчела» летает по классу, да грозится ужалить ученика. «Гарасим Парфилыч пчала! А разве могут зямой пчелы лятать!?» И начинается небольшой урок «пчеловедения».